Когда слезы почти иссякли, Флорри вытерла нос и глаза, после чего повернулась к незнакомцу. Она, никогда в жизни не распускавшаяся в чьем-либо присутствии, должна была чувствовать смущение и неловкость, но не чувствовала ни того ни другого. Может быть, потому, что он сам не проявлял признаков смущения или нетерпения. Уголки его мужественного рта приподнялись в подбадривающей улыбке, синие глаза предлагали, но не принуждали рассказать о причине ее расстройства.
Смешливые морщинки, окружавшие рот и глаза, свидетельствовали о наличии чувства юмора. Судя по проницательному взгляду, этот человек обладал острой наблюдательностью и слов на ветер не бросал. Его худые щеки были чисто выбриты, упрямый квадратный подбородок говорил о решительности. Лет тридцати с небольшим, он казался спокойным, рассудительным человеком, которого трудно сбить с толку, особенно плачущей женщине.
Она снова провела по лицу платком и бледно улыбнулась. Набережная была пустынной, но Флорри не ощущала из-за этого ни неловкости, ни беспокойства.
— Теперь все нормально, — не слишком убежденно заверила она. — Пожалуйста, не тратьте на меня свое время, — вежливо добавила Флорри.
Он не ответил. Не сделал ни малейшего движения. Просто сидел и ждал.
— Я только что узнала, что мой муж влюблен в мою лучшую подругу! — выпалила Флорри и увидела в его глазах вспышку сочувствия. Она проглотила комок в горле и продолжила: — Мы были в гостях у брата, и я подслушала их разговор на кухне... — Она снова пережила эти тяжелые, самые болезненные мгновения в своей жизни. — И тут же убежала, — в заключение пробормотала Флорри.
— Вы не догадывались об этом? — мягко спросил мужчина, сидевший рядом.
— Нет. Понятия не имела, — мрачно ответила она. — Я знала Брендона с первого класса. Когда мне исполнилось шестнадцать, он стал моим первым мальчиком. — Флорри сделала паузу; ее огромные глаза наполнились болью и недоумением. — Как можно столько времени знать человека, жить с ним, спать в одной постели и понятия не иметь о том, что он собой представляет? Не представлять себе его чувств, мыслей...
— Не знаю.
Его голос был ровным, но подлинные чувства выдавали проступившие на челюсти желваки. Флорри почувствовала это сразу. Этот человек сказал не первое, что пришло ему в голову: он действительно понимает — нет, разделяет — ее боль и недоумение.
Она пристально вгляделась в лицо незнакомца. Их взгляды встретились, и в глубине синих глаз Флорри заметила безошибочно узнаваемое страдание. Сначала она почему-то решила, что этот человек идет в гости. Но нет, мужчина, как и она сама, ищет на набережной одиночества и уединения. Он мучается не меньше ее.
От сочувствия у Флорри сжалось сердце, собственная боль моментально забылась, и она ощутила желание утешить незнакомца так же, как он утешил ее. На его лице было написано замешательство, замешательство человека, привыкшего в одиночку справляться со своими бедами.
Но затем признаки сомнения исчезли, и Флорри ощутила вспышку признательности к человеку, инстинктивно решившему довериться ей, так же как и она ему. Почему это имеет такое значение в тот момент, когда ее жизнь полетела под откос? Страшно подумать...
— Сегодня днем я узнал, что моя жена беременна, — тихо сказал он.
Флорри смотрела на него непонимающим взглядом. Таким вещам надо радоваться...
— Она знает об этом уже шесть недель.
— Шесть недель? — эхом повторила она. Почему его жена скрывает эту новость шесть недель? Почему не пожелала поделиться с ним немедленно?
— Она не хочет детей, — отрывисто сказал он. — Не хочет ребенка. Моего ребенка.
Боль, звучавшая в его голосе, пронзила Флорри как ножом и заставила забыть обо всем на свете.
— Кайра — дизайнер по интерьеру. Очень известный. Она заключила выгодный зарубежный контракт, который начинается в июне.
К тому времени, когда до конца ее нежданной и нежелательной беременности останется месяца два, быстро просчитала в уме Флорри.
— Паршивые дела, верно? — Он сделал паузу. — Я всегда знал, что для Кайры важна карьера. — Его голос звучал так тихо, что Флорри пришлось напрячь слух. — Но я не понимал...
Что карьера для нее важнее всего на свете. Важнее мужа и неродившегося ребенка. Эти невысказанные слова висели в воздухе; боль, запечатлевшаяся на его лице, была невыносима. Понимая, что словами тут не поможешь, Флорри действовала инстинктивно. Острое желание утешить незнакомца пересилило все сомнения; она протянула ладонь и взяла его за руку.
Сильные худые пальцы стиснули маленькую кисть, затем медленно разжались, но не отпустили ее. Напряжение сошло с лица незнакомца, и он слегка улыбнулся, глядя на Флорри сверху вниз.
Она ответила на улыбку. Молодую женщину поглотило чувство нереальности происходящего. Гипнотические синие глаза заставили Флорри забыть обо всем на свете, кроме ощущения теплых мужских пальцев, легко прикасавшихся к ее руке. Она сидела в темноте на скамейке, держа за руку человека, о котором не знала ничего, даже имени, но это казалось самой естественной вещью на свете. Как будто они были не незнакомцами, а добрыми старыми друзьями. Или любовниками.
Она испуганно сжалась, поняв, что и думать забыла о Брендоне. О Боже, Брендон и Эстелла! Флорри вернулась к реальности и вздрогнула.
— Вы замерзли.
Она кивнула. От доброты и участия, слышавшихся в этом низком голосе, у нее сжалось сердце и снова захотелось заплакать. Как может жена этого человека не желать от него ребенка? Как она может причинить ему такую боль? От Флорри потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься в его объятия.